Две темы сильно влияют на все, что написал Кирмен Урибе: память и семья, возможно, потому, что он услышал историю Эль Паис Васко дома, от своей бабушки и матери. С тех пор он не переставал ее писать. Если в «Бильбао Нью-Йорк Бильбао» рассказывалось о долгом путешествии трех поколений в открытом море или во «Всем, что движет миром» рассказывалось о путешествии детей, ушедших после бомбардировки Герники, то в «Предыдущей жизни дельфинов (Seix Barral) тоже берется за слезу: свою собственную.
«Предыдущая жизнь дельфинов» — прекрасно написанная книга, и именно поэтому она не свободна от конфликтов. Это утверждение о
право иметь вторую жизнь, которая служит, быть может, для того, чтобы свести счеты с первой. Рассказчик Ури переезжает из Ондарроа в Нью-Йорк со своей женой Норой и их детьми. Стипендия для исследования жизни венгерской феминистки, активистки и пацифистки Розики Шивинммер и ее секретаря и биографа Эдит Виннер послужила толчком к историческому расследованию и другому, одновременно указывающему на прошлое рассказчика.
Последняя книга Кирмен Урибе включает все вышеперечисленное. Это точка и крест проблемы, которая должна быть решена. «Это роман, состоящий из романов. Происходит возвращение к той самофантастической истории, которая соединяет жизненные эпизоды с историческими фактами. Это себальдийская история. Все связано с документами, с текстами, с той версией свидетельства, над которой я работал в других романах. У вас разный уровень чтения», — объяснил Урибе. Так оно и есть, но адекватны ли эти слои?
На этих страницах разворачивается моральная, мифологическая, аффективная и личная археология. «Досье Росики заставляет Ури, главного героя, задуматься о том, кто он такой, и о собственном прошлом, с которым у него отношения, скажем так, не спокойные». Учитывая идею библиотеки как убежища, которой посвящен роман, Урибе пояснил, что именно эту роль «культура играла для писателей на протяжении всей истории». Вот как он рассказывает об этом, только что сойдя с самолета из Нью-Йорка, города, где он живет больше года.
«Я уехал, чтобы иметь вторую жизнь», — объяснил он. «Раньше мы думали только об одном. И это гениально, потому что нельзя всегда начинать с нуля: прошлое всегда возвращается. Поэтому в этой истории есть болезненные эпизоды, связанные с разными видами насилия: политическим, трудовым, патриархальным». Его голос, прерываемый звуком телефона, дрожит. Может быть, потому, что в этом романе рассказано самое главное: история того, кто бежит и ищет себя.
Вторая возможность
На страницах этого романа туман. Рассказчик от первого лица не поясняет, почему он говорит то, что говорит, или почему опускает то, что опускает, но результат тот же. Биография, распространяемая по обе стороны границы среди тех, кто испытывает перемены: позволяет ли это любить себя ламе, баскские мифологические существа, которые определяют тех, кого они соблазняют, как дельфинов, или необратимая боль, которую трагедии других вызывают в жизни других. Оба они по-своему трансформируются. Топоры на ледяном море.
Биография Розики Шивиммер, этой необычной женщины, которая встречается с президентом Соединенных Штатов Вудро Вильсоном, чтобы предотвратить Первую мировую войну и отстаивает свое право не владеть оружием, приводит к моральному парадоксу, который бросает вызов рассказчику: тень, которая прокрадывается в архивы Нью-Йоркской публичной библиотеки, как это делали анархистские и коммунистические интеллектуалы во время охоты на ведьм. Память как убежище или тайник.
«Для меня мыльные оперы — это второй шанс, и это было частью «Жизни до дельфинов». Человек меняет страну, питает иллюзии, но и привязан к месту, где родился. Все это предполагает смещение, поэтому миграция появляется во всех моих романах, и именно поэтому мне нравится плавность между жанром нон-фикшн, художественной литературой и поэзией. Это такое же путешествие языков, как и в моей литературе: от баскского к испанскому и оттуда к английскому», — говорит он об этой книге, которую он сам, вместе с Дж. М. Исаси, перевел с баскского на испанский.
Трезвый ETA и документ Arteaga
Несколько месяцев назад Кирмен Урибе показала на видео в состоянии сомнений и конфликта. Лауреат Национальной литературной премии выглядел охваченным страхом и не в силах объяснить в документальном фильме «В тишине» Иньяки Артеаги причины, по которым они написали текст в поддержку бывшего главы ЭТА Микеля Анца. Эта последовательность посеяла тревогу и споры.
«Это видео, вырванное из контекста, меня забавляет, потому что моя позиция была четкой против насилия ЭТА и любого насилия. Всякому, кто читал мои книги, известна моя позиция: радикальный пацифизм, борьба за права человека и многообразие баскского общества. Всегда строю мосты, с детства. Моя мать получила письмо о вымогательстве. Мне было десять лет, когда это случилось. Как я буду выступать за ЭТА?», — уверяет он, когда его спрашивают о причине его отношения к этому документальному фильму.
«Это меня напугало: поскольку я не был этим человеком, я даже не знал, что это документальный фильм. Директор ошибся человеком. Это был не я. Люди Эускади знают это, люди, которые знают меня. Меня огорчало, что жертвы чувствовали себя незащищенными или могли чувствовать себя покинутыми. Но это не так. Я себе этого не прощаю, и мне больно, что это так истолковали».
